После войны в Ботаническом саду

Зимний вечер в Гаграх дарит, как и одноименный фильм с Евстигнеевым, грустно-элегическое настроение.

Я должен был ехать по научным делам в Крым, а оказался в Абхазии. Мой друг, выдающийся дэнди нашего времени Алексей Поляков, устроил там свой день рождения – и эта поездка родила столько мыслей и эмоций, что хватило бы не на одну диссертацию.

Природа в Абхазии богаче, чем в Крыму, и даже чем в Сочи: бананы растут как сорняк, а эвкалиптов не меньше, чем берез в Подмосковье – и это не считая мандаринов, цитронов, фейхоа, гранатов, платанов, кипарисов. Как и в Крыму, все это богатство – рукотворное: до конца XIX века побережье Абхазии считалось гиблым местом, где свирепствовала малярия, косившая солдат в пограничных гарнизонах. Природу изменил принц Александр Петрович Ольденбургский, правнук императора Павла I, который воевал на Кавказе, влюбился в эти места и решил разбить здесь образцовый курорт belle epoque – с казино, гостиницами, телеграфом, водопроводом, освещением, приморским парком, техникумом садовников и климатической станцией. Все это было устроено и засажено средиземноморской флорой буквально за десять лет. В это же время по соседству, на горе над Сухумом, был возведен грандиозный садово-парковый комплекс монастыря Новый Афон.

Однако после революции большевиков, когда принц Ольденбургский отправился доживать век в Биарицц, грустя о своем утерянном субтропическом рае, Гагры и Сухум, в отличие от императорской Ялты, поруганной и отданной на потеху рабочим и крестьянам, а потом вообще Украине, ждала куда более блистательная судьба. Сталин и Берия (уроженец Абхазии), оба кавказцы, благоволили этому краю и не жалели на него ни сил, ни средств. Именно в сталинское время Абхазия, парадоксальным образом воплотив мечту принца Ольденбургского, стала нашей Ниццей – с палладианскими ротондами санаториев для знати, утопающих в разросшихся пальмовых рощах, колоннадами вокзалов и туннелей, декором не уступающих (а то и превосходящих) сталинским высотками – своего рода ВДНХ на море, раскинувшимся на сотню километров от Гагр до Сухума, с десятками вилл советских вождей в самых живописных местах. Рядом с одной из них Хрущев, также адепт Абхазии, в начале 1960-х повелел устроить изящнейший модернистский курорт Пицунда, с высотками из стекла и бетона в духе Ле Корбюзье в реликтовой сосновой роще.

Все это было исполнено так мощно и масштабно, что ни жуткая война с Грузией в начале 1990-х, ни последовавшие двадцать лет нищеты и запустения не смогли разрушить до основания этого могучего наследства: дворцы и корпуса санаториев и дач просто зарастали буйной растительностью, как какой-нибудь Ангкор-Ват. Они и теперь стоят, как колонны и арки Рима среди коз и избенок темных веков, где нынешние обитатели, гордые и добрые, но бедные и, увы, чуждые знания о Праксителе, Бруннелески и Баухаусе, накрывают путнику немудреный стол и наливают бодрящую чачу.

В 1992 году побывавший в израненной Абхазии – кстати, тоже в первых числах ноября – Эдуард Лимонов написал пронзительный и малоизвестный рассказ – "Война в ботаническом саду". Он о том, как поэт прозрел в семидесятых в Нью-Йорке образ войны в городе, горячем как сон, где прошитый автоматной очередью ветер пах гарью и цветами – а десять лет спустя увидел все это наяву в прифронтовых Гаграх. Нынешняя, поствоенная Абхазия – элегия о другом: как цивилизация русской империи, великая и ужасная, уже давно недешифруемая, истончается, превращается в инопланетный мираж, исчезая, по иронии судьбы, в зарослях тех самых лиан, что привез сюда некогда принц Ольденбургский.

"Растрепанные пальмы. Мандарины в садах. Хурма. Солнце. Теплынь. Субтропики. Море, одинокое, всеми оставленное, никто в нем не купается. Запахи: свежие, кисловатые, цитрусовых и хвойных. Я жил и в Калифорнии, и на Лазурном берегу Франции, но эта земля пышнее и красивее. Богаче." Так писал Эдуард Лимонов в рассказе "Война в Ботаническом саду" (1993).

Абхазия – мужское общество. Женщины здесь не спешат попадаться на глаза.

Санаторий имени XVII партсъезда в Гаграх построили в 1952 году в стиле изящного, а не помпезного, сталинского классицизма. С тех пор здесь, кажется, ничего и не поменялось – только зелень буйно разрослась.

Сыграем?! Правда, у белых вместо коня – булыжник, орудие пролетариата.

Скромное и обветшавшее очарование бывшей цековской здравницы.

Столовая санатория имени XVII партсъезда (ныне "Амра"). В меню завтрака – рисовая каша, сырники, чахохбили.

Футуристический бассейн санатория не пережил войны и разрухи. Как и телефоны-автоматы.

В Абхазии все напоминает о былой, довоенной жизни – зажиточной, хмельной, яркой и красочной.

Дорога на высокогорное (950 м. над уровнем моря) озеро Рица изобилует водопадами, ущельями и перевалами. На вершинах окрестных гор уже лежит снег, а на склонах алеют листья грабовых рощ.

Отчего не выпить чачи на причале госдачи – "За Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева и-полит-ее-бюро!"

Если бы не постсовесткие руины кое-где на берегах, озеро Рица производило бы абсолютно баварское, роскошно-альпийское впечатление.

Вход в дачу Сталина заколочен досками, внутри темно, сыро и убого. Видно, что вождь был параноиком.

Лыхны – село садов, где деревья усыпаны хурмой и мандаринами.

В сухумском Ботаническом саду осенью краснеет выдающаяся коллекция японских кленов.

Не Гауди и не Пикассо, а Зураб Церетели уставил всю Абхазию сюрреалистическими остановками, детскими площадками и фонтанами с яркой мозаикой.

Бамбуковые заросли Сухумского ботсада.

Сталинская колоннада над Сухумом: на фоне остальных монументальных сооружений города она еще в очень неплохом состоянии.

Набережная Сухума. "Амра" по-абхазски значит "солнце".

Смотровая площадка на Гагрой у подножья горы Мамдзышха.

Дача Горбачева на мысе Мюссера – свидетельство дурного вкуса глупца и подкаблучника.

А вот о сталинской даче в той же Мюссере такого не скажешь.

Гинкго в ноябре в Абхазии только начинает желтеть.

Мыс Пицунда – некогда квинтэссенция интуристовского шика соцмодернизма, с его знаменитыми семью корпусами в реликтовой сосновой роще.

"Купальщики" – композиция все того же Зураба Церетели в Пицунде.

Теперь элегантные корпуса интуристовского курорта стоят, как истуканы острова Пасхи, зарастая лианами и пигмейскими сараями. Танцплощадка, где гремели хиты Антонова, усыпана битым стеклом.

Платановая аллея Приморского парка в Гаграх помнит визит сюда императора Николая II в 1912 году.

Труба и окно – вот и все, что осталось от дворца принца А.П.Ольденбургского, за десять лет превратившего Гагру из малярийного болота с солдатской казармой в первоклассный буржуазный курорт.

А вот так он выглядел после окончания строительства в 1904 году, и всю советскую эпоху, когда здесь работал санаторий.

Единственное здание, чудесным образом вообще не пострадавшее за годы войны и разрухи – ресторан "Гагрипш", выписанный из Норвегии принцем Ольденбургским и собранный в Гаграх в 1903 году без единого гвоздя. Старинные часы на нем еще идут!

Разрушающийся абхазский сталинизм так и просится на офорты Пиранези. На фото – железнодорожный путепровод в Гаграх.

Детская площадка работы Церетели рядом с крепостью Абата в Гаграх медленно, но верно исчезает в субтропической чаще.

Виллы над шоссе, построенные в 1910-х годах – остатки былой роскоши буржуазного курорта Гагры.

Такие же, как и гигантские кипарисы, завезенные сюда принцем Ольденбургским для осушения малярийных болот.

Кипарисовые аллеи Нового Афона – еще одной жемчужины царской Абхазии – были высажены монахами при Александре III.