Cайт историка и садовода
Андрея Карагодина

Под сенью мельниц

В Голландии можно ощутить Европу как единое целое - и при этом не расстаться с дачным настроением.
|
19 января 2012
|
Вода – непременный атрибут едва ли не любого местного пейзажа
Вода – непременный атрибут едва ли не любого местного пейзажа

В Голландии можно ощутить Европу как единое целое, в ней можно найти что-то юрмальское, нормандское или корнуолльское – и в то же время неуловимо русское, дачное, никологорское. Голландское взморье роднит с Подмосковьем царящее здесь сонно-мечтательное настроение.

Голландское взморье – местные называют его Randstadt – это семь городов, из которых у нас, как правило, знают только Амстердам. Про остальные – Дельфт, Гарлем, Гаагу, Лейден, Роттердам и Утрехт (в семи городах живет половина населения Нидерландов, вся же прочая Голландия представляет собой, как и в эпоху Рембрандта, сплошные поля, на которых стоят мельницы и парники с тюльпанами) – никто толком ничего не слышал.

Причем не только у нас. «Голландия? Да там же только коровы и мельницы», – удивилась одна парижанка, когда я заметил, что стараюсь бывать в Голландии как минимум два раза в год – поздней осенью и ранней весной. В ответ я рассказал, как однажды из Голландии, где жил аспирантом, ездил на неделю в ее любимый Париж, – и был счастлив вернуться к теп лицам и пастбищам: вот моя деревня, вот мой дом родной. Парижанка покрутила пальцем у виска: вроде коренной москвич, горожанин, а несет ересь как колхозник.

Когда я впервые я приехал сюда двенадцать лет назад, в Москве был тоскливый ноябрь, шел мокрый снег, куда-то мчались миллионы грязных машин. А в Лейдене на канале Рапенбург, где мне предстояло провести ту зиму, только начинали желтеть вязы и ивы, по брусчатке в библиотеку ехали веселые юные велосипедистки и мелодично били куранты на башне старой ратуши. Вокруг города зеленели поля, паслись коровы, желтели оранжереи. Чувствовалась близость моря. Я влюбился во все это сразу и бесповоротно.

«Я провел недавно несколько дней в Лейдене, и вдруг у меня возникло ощущение, что это совершенно другое пространство, совершенно другой мир. Ощущение такого, я бы сказал, интимного свойства», – писал Иосиф Бродский, который в 1991-м прочитал в Лейдене свою Хейзинговскую лекцию «Профиль Клио». Нобелевский лауреат говорил, что Лейден – единственное место, где вас охватывает ощущение Европы в целом, без национальных оттенков.

Я бы сказал проще: в Голландии ты чувствуешь себя на даче, но не какой-то конкретной, никологорской или тосканской, а идеальной, какой она должна была бы по идее быть. На этой даче все очень просто, и при этом по уму: тут и старейший университет, и Ботанический сад, и музеи с египетскими древностями, и нарисованные на стенах домов стихи на разных языках мира, и зашкаливающий процент населения с докторскими степенями – и при этом по средам и субботам весь центр Лейдена превращается в сельский рынок, где профессора с аспирантами с удовольствием опрокидывают пиво с утра, закусывая его свежайшей североморской селедкой. И не чувствуют при этом никакого классового превосходства над крестьянами и рыбаками – труженик ума всегда найдет язык с работником сохи или рыбацкой сети, об этом писал еще Шукшин в «Печках-лавочках».

Все, за что мы так любим дачный отдых, – долгие прогулки с собакой, простая и вкусная еда, вечерние походы в кино, сады и цветники, застекленные до потолка веранды, старые дедушкины книжки и грампластинки, скрипучая старинная мебель, разговоры про былое и пылинки в солнечных лучах – это и есть в сущности Голландия. «Голландия есть плоская страна», как сказал все тот же Бродский, а мы, что уж таить греха, любим плоские грубоватые шутки. Ими особенно хорошо жонглировать за накрытым столом, зная, что твой быт несложен, но при этом налажен до совершенства. Уютные двух-этажные желтые электрички ходят точно по расписанию, рестораны, бары и магазины на каждом шагу, а воду из крана можно пить без опаски. Родина протестантского капитализма, Голландия не признает ни южного разгильдяйства, ни южной помпезности. Как и штор – достойным людям нечего скрывать от соседей.

А еще Голландия – это море. Не южное, драматическое, бьющееся о скалы, а северное – седое, коричневое и холодное. Взморье Голландии от Гарлема до Роттердама – это один широкий песчаный пляж, вдоль которого идут живописные, поросшие там и здесь можжевельником и соснами дюны, – точь-в-точь как в Майори или Усть-Нарве, только побольше – как в финальных сценах фильма «Достучаться до небес». Здесь катаются на велосипедах и лошадях, запускают воздушных змеев, гуляют с собаками или бутылкой горячительного. Мой любимый маршрут – от занесенного песками крошечного Катвайка-ан-Зее до Схевенингена. Часа четыре-пять, в зависимости от попутного ветра, переходя с пляжа в дюны, минуя развалины гитлеровского «Северного вала» и вересковые поля. И как хорошо после этого ввалиться в ресторан и потребовать стейка с картошкой или блинов – того, что здесь издавна умеют делать особенно хорошо.

Схевенинген – выходящее на море предместье Гааги. Район престижных кондоминиумов, особняков посольств (а эта публика никогда не селится в плохих местах), дворца Гаагского трибунала, огромного парка, который уместнее назвать лесом, а также широкой набережной с уймой ресторанчиков, кафе и отелей – от похожего на наш «Метрополь» Kurhaus с расписным потолком в огромном обеденном зале и «брежневского» Carlton Beach Hotel до десятков крошечных ночлежек на второй линии. Я всегда останавливаюсь именно здесь – мне нравится, что поздним вечером или ранним утром я могу выйти на пустынный пляж, как на своей подмосковной даче выхожу на крыльцо, – послушать, как шумит ветер. Отдельный аттракцион Схевенингена – «Мадуродам», «маленькая Голландия», игрушечная модель страны в масштабе 1:25, где бегают маленькие поезда, летают крошечные вертолеты, а в прудах и каналах живут вполне себе натуральные, не уменьшенные осетры. Развлечение не только для детей, но и для взрослых.

Хорошо съездить в Дельфт – крошечный городок между Гаагой и Роттердамом, знаменитый своей падающей башней на манер Пизанской и сине-белой керамикой, в первую очередь изразцами. Купить что-нибудь для своей подмосковной дачи. Интересен и Роттердам. В мае 1940 года бессмысленная немецкая бомбардировка почти полностью стерла его с лица земли. После войны голландцы решили не восстанавливать Роттердам в прежнем виде, а отдать руины на откуп лучшим архитекторам. В результате на месте второго Амстердама с его кривыми каналами появился футуристический город с широкими площадями, небоскребами, просторными набережными и геометрически выверенными перспективами улиц. Главные достопримечательности Роттердама – стоящие на одном ребре дома-кубики архитектора Пита Блома, мост Эразма на одной опоре и прибрежная гостиница New York. В начале года здесь проходит кинофестиваль – по атмосфере больше похожий на вернисаж в никологорской галерее Липницких, чем на торжества на набережной Круазетт.

Наконец, есть еще Утрехт – с каналами, не похожими на остальные голландские наличием нижней набережной, и чудным монастырским огородом под сенью высоченной стометровой колокольни. Здесь можно провести не один час, вдыхая запах эстрагона и размышляя о вечном.

Полюбив дачную Голландию, я многие годы старался избегать Амстердама. Однако в последний визит заглянул на часок – и был приятно удивлен. Власти вычистили город от сутенеров, бродяг и прочих спутников порока, на улицах стало тише. Так что в следующий раз остановлюсь здесь – и буду бродить вдоль каналов, выпивать, закусывать, философствовать и перечитывать на лавочках в очередной раз детектив Мартина Круза Смита Gorky Park. Что поделать, если у нас в Подмосковье уже зима и заняться любимыми дачными делами решительно невозможно?