"Создавая сад, вы заново строите мир в его идеальной сущности"
Государственный музей-заповедник «Царское Село» и Фонд RuArts при поддержке Анатолия и Ирины Седых, представляют проект «Натурфилософия» фотографа Михаила Розанова и историка и писателя Андрея Карагодина — серию фотографий и рассказов, созданных в шести великих парках Европы и России: вилле императора Адриана в Тиволи, садах Боболи во Флоренции, Версале, парке дворца Сан-Суси в Потсдаме, в Павловске и Царском селе. В канун открытия выставки я поговорил с Андреем об этом грандиозном проекте и не только.
Почему вы так назвали свой проект? Натурфилософия — это ведь о природе, а сады — творение рук человеческих.
Натурфилософия — это попытка понять природу, увидеть ее порядок, постичь ее закон. Садово-парковое искусство — это философствование самой природой, такое творчество, где твоими инструментами являются вода, земля, растения. Целью этого творчества является построение (или воссоздание, если учесть, что нас оттуда изгнали) с помощью этих стихий рая, эдемского сада. Недаром Фрэнсис Бэкон называл садово-парковое искусство самым сложным из всех: ведь создавая сад, вы заново строите мир в его идеальной сущности. И причем работаете в расчете на века: дерево, посаженное вами, будет расти и после вас, и если вы сделаете все грамотно, то сад будет выглядеть через сто лет по-другому, но тоже в соотвествии с вашим замыслом. Сделать выдающийся сад, не понимая природу, ее философию, нельзя — но делая этот сад, вы идете еще дальше и философствуете вместе с ней.
Почему же по-русски говорят «сад разбил»?
Думаю, русский язык имеет в виду как раз это упорядочение природы, внесение в нее порядка, превращение из биоценоза, то есть природного ландшафта, в агроценоз, то есть рукотворный.
Ты любишь Крым и много путешествуешь по миру. А такая любовь многого стоит: одно дело любить вслепую, другое — повидав практически все. Объясни силу своей любви к Крыму.
Крым, а если точнее, Симеиз — моя личная территория счастья. У меня есть и другие — например, стародачный поселок на юге Подмосковья, где я вырос и живу, или голландский город Лейден, где учился в университете, квинтэссенция старой Европы. Но Крым, возможно, и правда самая главная. Я приехал в Симеиз в 22 года, и с тех пор и не изменял ему, приезжаю по несколько раз каждый год. И на Капри, и в Калифорнии, и на Ривьере, и много где еще я все эти годы все равно сравнивал все с Крымом, и он всегда выигрывал — по красоте гор и моря, симбиозу природы и истории, а главное — по особой дэндистской энергии, которая есть только тут. Это не все понимают, многие крутят пальцем у виска. Мой старший товарищ, писатель Игорь Дудинский называет это крымоцентристским ощущением, тайной доктриной московской богемы. Наверно, он прав.
Можно сколько угодно заниматься садами и парками, но пока у нас будут все обносить заборами страна красивее не станет. заборы везде, они даже рекламируются по телевизору. Ты можешь что-то со всем этим что-то сделать, использовать свой авторитет, связи, поднять волну общественного негодования?
Я много раз писал статьи на эту тему в газеты и журналы. Болезненная страсть к заборам — это не вина, а беда русского человека, который после многих веков принудиловки коллективизма, по сути, впервые в истории получил возможность огородить свою личную территорию, насладиться privacy. А также, конечно, производная нашего неразвитого художественного вкуса и банальной бедности. Объяснить страсть к ужасным заборам из «металлопрофиля» очень просто: люди считают, что такой забор не сгниет, в отличие от деревянного, его не надо красить, он переживет их самих: это все аргументы, унаследованные, пусть уже бессознательно, из времен советского дефицита. Это уйдет, как ушли огромные безобразные бараки в стиле «шиномонтажбордель» из красного кирпича и прочие монструозные приметы переходного времени. Сам я сделал у себя на даче забор из старого доброго штакетника, и храню в телефоне целую коллекцию фото деревянных заборчиков, которые снял по всему миру от Ки Уэста до Гармиш-Партенкирхена, показываю всем и рекламирую всем при любом удобном случае.
Ландшафтный дизайн — спорный термин. Насколько глубоко можно вмешиваться в мать-природу? Хорошо ли траве, которую всегда косят, кустам, которые всегда стригут, придавая им форму пуделей?
Ну мы же ходим в парикмахерскую, делаем стрижки, педикюр и т.п. Это все тот же вопрос о разнице между био- и агроценозом, природой и садом. Нельзя быть немного беременной. Либо не надо трогать природу вообще, и она отрегулирует себя сама. И тогда придется довольствоваться тем, что традиционно растет в лесу или на лугу в вашей местности. Но если уж вы решили делать сад, устраивать газон среди деревьев, как в природе не бывает, сажать в Подмосковье растения родом из дальних стран и других широт, то надо понимать: как любая искуственно созданная система, он будет находиться в сложном динамическом равновесии, все время стремясь к энтропии, распаду, и поэтому это равновесие придется поддерживать постоянным уходом: косить газон, подрезать растения, подкармливать, что-то убирать, что-то досаживать и так далее. Если не ехать на велосипеде, он упадет. Нет ничего печальней заброшенных садов: одни растения разрастаются, другие хиреют, уходит баланс, свирепствуют вредители.
Моя мама обожала цветы и на даче все устраивала таким образом, что все цвело от ранней весны до поздней осени. Для меня ее клумбы были любимым уголком Подмосковья, несмотря на то, что находилась дача на территории осушенного болота и не в самом симпатичном месте. Как сделать так, чтобы, путешествуя по Подмосковью было больше цветов, а не грязи. От Баварии ведь, по сути, ничем не отличаемся?
Как любит говорит наш президент, всем надо мотыжить свой участок день за днем, как твоя мама. Загляни за те самые высокие уродливые заборы — и увидишь там немало выдающихся садов непрерывного цветения. Что касается общественных пространств, то тут виной банальный bad management — не соблюдаются технологии озеленения, на самом деле прекрасно всем известные. К примеру, почему у нас на дорогах грязно? Да потому что на них постоянно смывается дождями с придорожных газонов превратившая в пыль рыхлая земля. А откуда она там берется? Ее привозят ежегодно, за большие деньги, чтобы каждый год сеять новый газон. В то время как технология устройства газона гласит обратное: землю надо не завозить грузовиками, а наоборот, взрыхлив один раз, уплотнить, потом сеять газон, потом его просто тупо много раз стричь, поливать, удобрять, снова уплотнять, подсеивать и так далее. И тогда никакой грязи не будет даже в ноябре и марте — ей просто неоткуда будет взяться, ведь вся земля уйдет под плотным ковер из травы и ее корней. Но так делать долго, муторно и неинтересно, в отличие от ежегодных завозов самосвалами так называемой «плодородной земли». Вот и весь сказ.
Поговорим о прелести запустения. Многим нравится стародачная эстетика, покосившиеся летние домики, заросшие участки — как ты к этому относишься?
В этом, несомненно, что-то есть. Помню, когда я работал в журнале Vogue, мы делали репортаж про сад Дриса ван Ноттена, как и его одежда, очень тщательно проработанный, но производящий впечатление именно такого, слегка запущенного, с покосившимися сарайчиками. Надо разделять красивые стародачные лесные участки с эстетикой «Антоновских яблок» — на самом деле это тоже агроценоз, который нуждается в поддержании в таком якобы состаренном виде, ежегодных коррекциях, определенном ассортименте растений и т.п. — и просто заброшенный сад, у которого умер или уехал хозяин. Вот эти последние, как я уже говорил, выглядят всегда грустно.
Многие сетует на жуков-короедов уничтожающих лес. В Подмосковье это на самом деле проблема?
Как говорил Бунин, у дурака любая проблема глобальна. Так и с короедом. На самом деле, нашествие короеда было реакцией природы на аномальную жару 2010 года. Этот жук всегда жил в Подмосковье, но поражал только больные и старые деревья, в частности ели, потому что здоровые просто заливали его смолой, и жуки погибали в этих «янтарных комнатах». От жары лета 2010 года, когда деревьям подолгу не хватало влаги, их иммунитет ослаб, и в следующем году короед поразил гораздо больше елей, чем обычно. А потом все вернулось в норму и природный баланс восстановился — о чем, впрочем, предприимчивые садовники не спешили сообщать жителям Рублевки, чтобы подзаработать на дорогостоящих и по сути ненужных уже антикороедных инъекциях деревьям. Есть, впрочем, и другое объяснение, которое мне лично, как историку, знающему, что такое, по Броделю, «время большой длительности», очень нравится. Согласно этой гипотезе, жара 2010-го, эпидемия короеда 2011-го и массовое поражение подмосковных елей — это лишь крошечный эпизод в длительном процессе смены, смягчения нашего климата. Зона южной тайги, мрачных елово-березово-осиновых лесов, уходит из Подмосковья, отступает на север, и на смену ей идут характерные для более южных широт смешанные хвойно-лиственные леса — дубравы, сосновые рощи. Радоваться надо, а не горевать!
И назови же свой идеальный сад, любимого ландшафного дизайнера и почему?
Из исторических стилей мне ближе английский, который еще называют пейзажным, ландшафтным или «романтическим» — он, собственно, и является вершиной садово-парковой мысли. Извилистые линии, мягко подправленная природа, доведенные до совершенства контрасты и виды, меланхолия и уединенное размышление как главное настроение — я люблю все это гораздо больше торжественных аллей и прямых линий Версаля, уставленных статуями садов Ренессанса или шутейных фонтанов Барокко. Так же как осень, лучшую пору для прогулок по ландшафтному парку, люблю больше других сезонов. Совершенно гениальным примером пейзажного парка является наш Павловск. Мне нравятся и японские сады, их лаконизм и умение описать всю вселенную на крошечной территории, минимумом средств — как в хокку у Басе. Они, конечно, хороши весной, в летящих лепестках сакуры. Ну а что до современных западных дизайнеров, то я не буду оригинален: номер один это Пит Удольф, великий голландец, который делал Хайлайн парк в Нью-Йорке, павильон Серпентайн с Петером Цумтором в Гайд-парке и многое, многое другое. Он не понят до конца, его новаторство сводят к тому, что он начал делать сады из многолетников и трав, которые считались сорняками. На самом деле, Удольф такой же постмодернист, как Рем Колхас в архитектуре: деконструирует сложившийся веками язык привычных садово-парковых приемов и средств, чтобы заново собрать их на новый, ироничный лад. Например, в своем саду в Хюммело, который сейчас уже, к сожалению, закрыт для публики, но я успел побывать там много раз, он устроил вокруг мастерской живую изгородь. Казалось бы, ничего необычного, так делали веками. Но только у него она не из стриженой липы или тисса, а из высоченных зонтичных многолетников и трав прерий. А стриженый тис тоже есть, но в виде малюсеньких вставок в огромную клумбу с мискантусом. То есть все шиворот-навыворот: потому-то ни у кого не получается его повторить, копируют технику, а речь-то идет о методе, о постмодернистской иронии. Чтобы скопировать ее, то есть сделать как бы «неправильно», надо безупречно знать, «как правильно», то есть врубаться во всю предшествующую садово-парковую традицию. Поэтому, если хотите сад как у Удольфа — начните с нашей выставки!